В самом начале очень мешали крылья – оба не представляли, что с ними делать. Когда Юэ, со своим хрупким телом, впервые лег под Тою, Тоя поранил ему крыло, нечаянно вывихнув тонкий сустав. И вдобавок, когда он торопливо сел, освобождая возлюбленного от своего веса, то прижал коленкой кончик крыла. Юэ не издал ни звука, но Тоя отчетливо видел боль, полыхавшую в его глазах, и в жизни не захотел бы увидеть ее снова.
Когда Юэ встал на четвереньки, возникла другая сложность: Тоя был не настолько неуклюж или тяжел, чтобы крылья сломались под ним, но, если Юэ при этом складывал их обычным способом, Тое оставалось обнимать мягкую, пушистую кучу перьев, соблазнительно пахнущую его возлюбленным, но не оставляющую ему ни шанса добраться до обнаженной кожи. Юэ попытался было развести их в стороны, состроив при этом крайне кислую мину, но, когда Тоя в первый раз толкнулся в него, тот вдобавок заворчал в подушку, с таким видом оскорбленного достоинства, что Тоя не смог удержаться от смеха. В тот раз Юэ так мило надулся, что его просто пришлось развернуть, поцеловать и приласкать. Поэтому Тоя уложил Юэ на живот, бережно разложив крылья по бокам, и отвел мерцающие в темноте волосы с шеи Хранителя, чтобы поцеловать его в манящий позвонок. Он прикусил кожу между лопаток любимого, не сразу отпуская прикушенное, погладил языком место укуса и прошелся поцелуями по коже между суставами крыльев, где едва уловимо, ощутимо только губами, кожа была покрыта пухом, нежным, как волоски младенца, – и сильные мускулы заходили ходуном под его лаской, Юэ вздрогнул от нахлынувшей страсти, чуть не заставив Тою прикусить язык и только чудом не поставив ему синяк под глазом. Весомый шанс получить локтем в лицо мог сдержать чей угодно пыл, не только Тои. Юэ мог выглядеть эфемерным, хрупким созданием, но крылья у него были мощные, с сильными мускулами, хоть и были сплошь покрыты снежно-белыми перьями, на ощупь мягче шелка.
Лицом к лицу получалось лучше, до тех пор пока Юэ не обхватил ногами бедра Тои и не выгнул спину как раз в тот момент, когда Тоя мощным толчком проник в его тело, пьяный от губ своего возлюбленного, его кожи и выражения его глаз. Юэ в тот раз сильно потянул мышцы крыльев, и Тое пришлось нежно поглаживать места растяжения, осторожно, одними кончиками пальцев раздвигая перья, чтобы нанести и бережно втереть в покрасневшую кожу лопаток лечебную мазь. Юэ дрожал, вздыхал и выгибался навстречу, глаза его были зажмурены, а губы маняще приоткрыты - безмолвная просьба о поцелуе. Тоя, конечно, охотно откликнулся на приглашение, но результат не стоил боли Юэ.
Вспоминая те времена, тяжело поверить, что тогда он чуть было не отчаялся из-за этих крыльев.
Сейчас крылья складываются вокруг него, заключая его в перьевой кокон, ласкающий кожу всякий раз, когда он движется или целует возлюбленного. Когда он обнимает это изящное тело, Юэ окружает его со всех сторон, укрывая от всего мира, оставляя их в маленьком мирке для двоих, и вся вселенная заполнена лишь красотой светло-лиловых глаз Хранителя, шелковистыми серебряными волосами и нежнейшим бархатом перьев. Юэ напоминает ему о белизне нетронутого снега, льдисто поблескивающего под светом полной луны... Их тела и души переплетаются, сливаются воедино, дыхание смешивается вместе с тихими словами, говорящими о красоте и совершенстве любовника, и о том, как же сильно он его любит.
Им пришлось узнать, как можно легонько развести крылья в стороны, когда Юэ утопает в мягкой постели, как Тоя может обвить руками возлюбленного, не давя на крылья. Тоя выучился понимать, о чем шелестят дрожащие крылья, когда он руками и губами дарит наслаждение своему любовнику, отличать легкое подрагивание, означающее «Да, помедленней, мягче, но еще, еще», от почти лихорадочной дрожи, содержащей одновременную мольбу и приказ «Немедленно, глубже, сильнее, не останавливайся!». Иногда Юэ, кончая, откидывает назад голову и разметывает крылья, словно взлетая в ночное небо, сбросив все земные оковы и растворяясь в луне и звездах. Он так прекрасен в этот момент, прекрасен до боли. Так прекрасен, что в груди Тои поселяется тяжесть, обжигая горло, сердце и член, а на глаза наворачиваются слезы.
Но все же его любимый всегда настолько прекрасен...
Когда Тоя теперь занимается с Юэ любовью, он сосредоточен только на нем и видит только его. Совершенное тело Юэ щедро открывается ему, впуская глубже, втягивая в желанный жар, в дурманящее удовольствие. Мускулистые ноги обхватывают его бедра, в то время как сильные руки прижимают к себе, а тонкие пальцы гладят Тою по плечам, спине, спускаются к ягодицам. Прохладные губы быстро согреваются под его поцелуями. «То-я, – пытается сказать он, грубая нотка отчаянной жажды и неприкрытого желания в волшебном бархатном голосе. – То-я». И крылья укутывают Тою с головы до ног, гладя, лаская, шелковистые перья словно огнем воспламеняют кожу с каждым касанием, всюду – на руках, по бокам, на бедрах, икрах... Иногда Юэ проводит одним крылом меж ног Тои, и если тот сможет выдержать достаточно долго, то начнет крылом ритмично поглаживать с каждым толчком Тои, в такт движениям их тел, безжалостно дразня внутреннюю поверхность бедер, яйца, промежность. Крайне редко, когда у Тои все же получается сдержаться, Юэ скользит руками по телу любовника к ягодицам и раскрывает их, пока Тоя вталкивает себя в тесный жар тела Юэ, а потом начинает мучительную пытку – нагревшимися от их тел перьями скользит по входу в тело Тои, уверенно потирая и вновь отступая, дразня лишь намеком на прикосновение, подрагивая слабым эхом толчков члена Тои в Юэ. Тогда Тоя будет кричать, придя к пику, и крылья Юэ с силой сомкнутся вокруг него, также, как и руки, и ноги Хранителя, и они станут так близки, как это только возможно для существ, живущих в разных физических телах.
Тоя всегда пытается сдерживаться как можно дольше.
Когда Юэ ложится на живот, Тоя скользит под покровом крыльев, снежно-белые кончики смыкаются над ним почти покровительственно, с довольным вздохом Юэ. Тоя выучился, как аккуратно придерживать грациозные крылья, пока он покусывает место, где крыло переходит в спину, а Юэ изгибается под ним, а приглушенные вскрики, для которых он слишком горд, умирают в его горле. Самое сложное - успеть просунуть руки под крыльями, чтобы во время действа обнимать тело любимого, прижимая его к себе.
Они не похожи на крылья птицы. Тоя в подробностях изучил их и знает каждую кость, мышцу и сухожилие, он необычайно близко знаком с каждой клеточкой удивительно нежной и чувствительной кожи. Он много раз проводил кончиками пальцев по каждому маховому длинному перу, как и по всем остальным. Тоя полностью осведомлен о различных размерах и назначениях перьев, включая кроющие и наплечные перья, что покрывают место, где крыло переходит в тело, где мягкое серебро пушистых крыльев сливается с таким же нежнейшим серебром волос.
Крылья невыразимо чувствительны. Стоит лишь чуть подуть на кончики маленьких пушистых перьев, даже не касаясь кожи, как Юэ покрывается мурашками, простое касание языка к коже под перьями заставляет Хранителя дрожать и возбуждаться еще сильнее. Изящные, но выдающиеся мышцы прослеживаются по всей длине крыла, особенно выделяясь у кончика, они подрагивают под прикосновениями Тои, когда тот раздвигает перья, чтобы провести пальцами по теплой, шелковистой коже под ними, лаская и дразня. Есть одна точка на сгибе крыла (Тоя думает, что это похоже на запястье): если на нее нажать, то крыло разворачивается во всю ширь; но если действовать аккуратно и сначала эту точку лизнуть и прикусить, то Юэ будет издавать тихие, восхитительно-беспомощные стоны. Хранитель вскрикивает, когда Тоя принимается тереться носом об основания перьев, ероша и приглаживая их; издает неописуемые звуки, почти придушенно, когда Тоя уверенно, но нежно запускает в перья обе руки, растопыривая пальцы, и гладит Юэ, бережно, стараясь ничего не задеть и не причинить боли.
Никому и в голову не приходит усмотреть нечто неприличное, если Тоя чуть поглаживает крылья, плотно прижатые к спине Юэ, когда они сидят и общаются с Сакурой и ее друзьями. Начала, когда он так делал, Хранитель становился замечательного бледно-розового цвета, но никогда не просил его прекратить. Тоя любит наблюдать, как его возлюбленный изо всех сил старается сохранить отчужденный и высокомерный вид, когда Тоя запускает пальцы меж теплых перьев, а кончики пальцев ласкают шелковую кожу, играя с очинами перьев. Юэ потрясенно распахивает глаза, зрачки расширяются, на скулах появляется очаровательный румянец... а губы, жаждущие расслабиться и приоткрыться, сжимаются в надменную линию, до побеления. Юэ прекрасен, когда его охватывает возбуждение. Он всегда прекрасен.
Иногда Тоя заставляет Юэ ложиться на живот и приподнимать крылья так, чтобы он смог лечь ему на спину и вволю покусать, полизать, погладить, поласкать и помассировать каждый сантиметр обоих крыльев. Временами он продолжает так делать, не обращая внимания на приказы Юэ, несущие в себе уже оттенки угрозы. Но если он все же подчиняется, и никто из них к этому времени не кончает, то их соитие дико и неконтролируемо, Юэ впивается пальцами в постель и сумасшедше запрокидывает голову. Крылья чуть хлопают, поднимая прохладный ветер, и нагретые перья задевают лицо Тои, шею и грудь, тот вынужден закрывать глаза и прижиматься ближе, держась за изголовье кровати, чтобы поднятый воздушный вихрь не свалил обоих на пол. И в такие моменты Юэ кричит в полный голос, когда кончает.
Он выкрикивает имя Тои.
– Юки, – непременно скажет потом Тоя, крепко обнимая любовника. А Юэ улыбнется, прижмется сильнее, и под эхо его слов «Я тоже тебя люблю» крылья плотно сомкнутся вокруг них обоих.